— Ты много лет была директором Якутского международного кинофестиваля. Какую роль, на твой взгляд, он играл в истории республиканского кино?

Во многом ЯМКФ стал мощным импульсом для развития саха кинематографа. До появления фестиваля о нас писали не много, а в России практически не существовало интереса к национальному кино. Приезжавшие на фестиваль журналисты и кинокритики — среди них Антон Долин и Маша Кувшинова — способствовали формированию «якутского кинобума». Именно тогда начали появляться первые статьи о якутском кино в журнале «Афиша» и на тогда еще существовавшем сайте Colta. Кроме того, фестиваль стал отличной площадкой для нетворкинга: помимо кинопоказов, в его программе были образовательные и деловые мероприятия, где якутские кинематографисты могли проявить себя, познакомиться с режиссерами и продюсерами из разных уголков мира. К моменту моего последнего участия в ЯМКФ начал активно развиваться фестивальный туризм — люди стали приезжать на фестиваль за собственные средства, чтобы не только посмотреть кино, но и увидеть, узнать и почувствовать Якутию.

— Ты уже много лет работаешь в киноиндустрии. Как ты себя можешь описать — куратор, организатор кинопоказов?

Я бы сказала, что я человек, который занимается любимым делом. Тем, что я умею делать, и тем, что люблю, — показывать кино. В течение шести выпусков Якутского международного кинофестиваля я была его директором. Это был опыт совершенно другого уровня — масштабное культурное событие с сотнями гостей и кинопоказов, тысячами зрителей. Для меня коллективный просмотр кино — это особая магия: реакция зрителей, обсуждения после сеансов. Некоторые режиссеры ведь тоже любят смотреть свои фильмы в зале — для них это важный момент, возможность почувствовать фильм уже с позиции зрителя.

— В чем, на твой взгляд, заключается роль кинофестиваля?

Знаешь, в нашей культуре саха есть олонхосуты — рассказчики эпоса Олонхо, которые издавна ходили по алаасам (поле с озером в центре, вокруг подобной местности селились саха. — Прим. авт.), пересказывали истории и собирали людей вокруг себя. Они существуют и сегодня — это важный способ передачи культуры нашего народа. А теперь фестиваль — это своего рода современный олонхосут, который через кино рассказывает о нас: о народе саха, о наших традициях, о темах, которые нас волнуют, о том, что для нас важно, что болезненно, какие проблемы нас затрагивают, какие триггерные моменты существуют. Проще говоря, мы рассказываем о себе. И что для меня особенно важно — все фильмы идут на якутском языке. Мы говорим со зрителем на нашем родном языке.

— Давай вернемся к 2022 году. Ты покинула Россию — что произошло дальше?

Я переехала в Латвию, это родина моего отца. По матери я саха, по отцу — латышка. До окончательного переезда были подработки: я, например, работала ассистентом продюсера на съемочной площадке российских проектов в Турции. Когда оказалась в Риге, начала рассылать резюме — не хотела бросать профессию и пыталась понять, как устроено местное сообщество. Случались разовые подработки: к примеру, я снялась в массовке в датском фильме. Но стабильной работы не было, и встал вопрос о смене профессии — работать руками, в клининге, кем угодно. В тот момент меня очень поддержал муж. Он сказал: если ты уйдешь в это, то уже не сможешь заниматься творчеством и участвовать в креативных проектах — все силы будут уходить на физический труд, и не останется энергии придумывать и создавать. Эти слова дали мне возможность сфокусироваться на собственных проектах. Именно тогда со мной связалась французский продюсер Эммануэль Фосильон.

— Тогда и возникла идея организовать фестиваль якутского кино в Париже?

У Эммануэль был интерес к якутскому кино — все-таки за эти годы наша индустрия стала известна за пределами России. Я предложила ей идею провести фестиваль с показами в Париже. Французский институт в ее лице поддержал мой проект, и я начала подготовку. Они выделили бюджет, который покрывал билеты и отели для режиссеров, организационные расходы, в том числе изготовление печатной продукции, французских субтитров к фильмам. Я приступила к поиску площадки, и меня познакомили с кинотеатром L’Entrepôt и прекрасной директрисой Присциллой Джессати. Честно признаюсь, я тогда ничего о нем не знала — это вообще был мой первый визит в Париж, и я была просто покорена городом. Когда я зашла на сайт кинотеатра, то увидела, что в один из вечеров там лично представлял свой фильм Франсуа Озон, это меня сильно воодушевило. Узнав, что L’Entrepôt имеет статус культового места, я окончательно решила договориться с ними. В итоге именно там и прошел первый фестиваль в 2024 году.

— Можно сказать, что Франция стала случайной точкой для старта?

И да, и нет. С одной стороны, это центр мировой кинематографии, место, где кино родилось. А с другой — у Якутии есть своя история отношений с французским кинематографом.

Я бы еще отметила «Письмо из Сибири» великого французского документалиста Криса Маркера. Так что связь между Якутией и Францией через кино существовала и раньше.

— Какой была аудитория фестиваля?

Во-первых, это, конечно, наша саха-диаспора. Если в первый год это в основном были наши соотечественники — мигранты, живущие в Европе: во Франции, Италии, Германии и других странах, — то в этом году уже приезжали люди из Таиланда, США и других уголков мира. Конечно, были и сами парижане, французы — они составляли большинство зрителей на сеансах. Также приходили русскоязычные зрители, россияне, но их было не так много.

— Сильно отличалась аудитория от российской, с которой ты работала многие годы?

Да, и это заметно уже в таких традиционных вещах, как покупка билетов. Например, в России или Якутии всё происходит онлайн, а в Париже до сих пор люди приходят и покупают билеты в кассе. Есть «своя публика» — аудитория, которая ходит не только на конкретные фильмы, но и из доверия к кинотеатру. Это очень умные, тонко чувствующие зрители, которые с большим уважением относятся к авторам, присутствующим в зале. Они любознательные, проявляют интерес к другим народам и их культуре, задают глубокие вопросы. Я бы еще отметила, что много профессиональной публики — исследователи, антропологи, культурологи, которые приезжают специально на показы. Например, исследовательница из Лондона приехала, чтобы посмотреть наши фильмы на большом экране. Интересна также разница между Парижем и Берлином. В Париже зрителей больше интересовал сам фильм как объект искусства и авторское высказывание — такой синефильский взгляд. В Берлине же публика была более политизированной, их интересовала ситуация вокруг фильма.

— Было ли для тебя значимо участие якутской диаспоры в фестивале?

Конечно. Тут же две параллельные задачи: с одной стороны — знакомить иностранцев с нашим кино, с другой — поддерживать тех, кто уехал. Например, после одного из сеансов ко мне подошел парень саха. Он эмигрант, живет во Франции и специально приехал из провинции в Париж на показ. Сказал, что удивлен, как много людей из Якутии живет в Европе, и был бесконечно рад впервые за эти годы не только слышать якутскую речь, но и вживую говорить на своем языке. Мы обнялись и даже вместе поплакали. Я не люблю слово «домашний» в контексте фестиваля — оно сразу ставит рамки. Но сейчас я готова так описать наши показы:

когда ты вдали от родины и своей культуры.

— Что дает самим режиссерам участие на фестивале, ведь это тоже одна из твоих принципиальных задач — чтобы авторы лично представляли фильмы?

Россиянам, в том числе и режиссерам из Якутии, стало сложнее показывать свое кино за рубежом. Но, я считаю, важно, чтобы авторы встречались с разной аудиторией — это помогает им видеть мир более разнообразным. Для некоторых режиссеров это был первый визит в Европу: они впервые увидели Париж и Берлин, и это эмоционально очень важно. С другой стороны, такие показы дают контакт с профессиональной индустрией, который мы стараемся поддерживать. Якутия сформировала собственное место в мировом кинематографе: на многих фестивалях фильмы подписываются как «производство Якутия». Наша кинематография имеет свою идентичность — и с точки зрения языка, на котором она говорит, и с точки зрения визуального языка, которым она апеллирует. Это независимое кино, снятое в основном на частные, а не государственные деньги энтузиастами, которые живут кинематографом больше, чем своей жизнью. По этой причине оно и идет отдельно в международном восприятии.

— Чувствуешь ли ты давление со стороны аудитории из-за того, что фильмы или сам фестиваль и его участники не выражают явной политической позиции?

Я понимаю, о чем ты говоришь. Мы живем в непростое время: ситуация, которая казалась одной несколько лет назад, сейчас меняется и оказывается совершенно иной. Нас, саха, очень мало — около 450 тысяч человек, и большинство живет в Якутии и будет там жить.

Также важен вопрос безопасности моего сообщества. Я всегда переживаю за ребят, которым возвращаться домой, каждый раз подбираю слова и делаю всё, чтобы у них не было проблем. Всё, что я делаю, я делаю осознанно — это мой выбор. В то же время мы показываем «запрещенные» в России якутские фильмы, например, «Айта» Степана Бурнашева и «Нуучча» Владимира Мункуева. Кроме этого, передо мной стоят и другие задачи, например, работа с восприятием республики в целом. Во время продвижения фестиваля я до сих пор встречаю людей, которые удивляются и спрашивают: «А вы разве не живете в чумах и не катаетесь на оленях?»

— Ты имеешь в виду ситуацию, когда Якутию воспринимают как экзотику?

Экзотизация и обобщения — вот с чем я веду борьбу с помощью своей работы. Я не считаю наш народ и нашу культуру экзотикой; на самом деле я не считаю, что любой народ следует воспринимать как экзотический. Хочу привести пример: на показе в Париже был мужчина, который сам из Москвы, а теперь эмигрант во Франции. Он взял микрофон и сказал, что до этих сеансов ничего не знал про Якутию, не понимал буквально, кто мы такие. Наше кино помогло ему понять не только это, но и что-то большее про саму Россию. Я уверена, что это очень важно.

— Есть ли уже планы на следующий год?

Да, мы точно будем работать над проведением фестиваля в Париже снова. Также появились контакты с Италией — есть идея провести показы в Риме или Милане. В глобальных планах — США и северные страны Европы. К тому же нас уже второй год приглашают в Польшу, страну, которая тоже имеет большие культурные связи с Якутией, — вспомним этнографа и писателя, исследовавшего Якутию, Серошевского (Вацлав Серошевский — ссыльный поляк, этнограф, описал жизнь народа саха в своих работах. — Прим. авт.). Я очень надеюсь, что всё получится, и я смогу дальше показывать якутское кино.