Для начала несколько фактов об экономике Индии, которые важны для понимания контекста происходящего.

Индия — страна с большим отрицательным сальдо внешней торговли, занимающая 3–4 место в мире по данному показателю. Внешнеторговый дефицит колеблется вокруг 100 млрд долларов и прочно связан с ценами на нефть. Индия — второй после Китая импортер нефти в мире, страна импортирует около 85% своего потребления. В периоды высоких цен на нефть дефицит внешней торговли Индии значительно возрастает. Импорт нефти в стоимостном выражении колеблется между 110 и 180 млрд долларов, т. е. превышает размер внешнеторгового дефицита и является его главным фактором. Отрицательный внешнеторговый баланс и его зависимость от энергоносителей уже много лет обсуждаются в качестве важнейших экономических проблем Индии. По разным данным, от 20% до 40% индийского импорта нефти сегодня приходится на Россию.

Данный экспорт существенно вырос в 2023 году, т. к. до войны Россия экспортировала больше нефтепродуктов и меньше сырой нефти, а в связи запретом ЕС на импорт российских нефтепродуктов и низкой рентабельностью их поставок на другие рынки в структуре российского экспорта возросла доля сырой нефти и снизилась доля нефтепродуктов. Часть российской нефти сегодня перерабатывается в Индии и плывет обратно в ЕС в виде дизеля и бензина.

США являются крупнейшим внешнеторговым партнером Индии, на них приходится 16–18% индийского экспорта на сумму более 100 млрд в год и 8–10% индийского импорта. До 2025 года средняя ставка индийских тарифов для американских товаров была 13–15%, в то время как средняя эффективная ставка американского тарифа для Индии по разным оценкам составляла 2–3,5%. До июля 2025-го переговоры шли об увеличении американских тарифов в диапазоне между 10% и 25%. И если цифры из этого диапазона были в принципе совместимы с сохранением заметной части индийского экспорта в США, то совокупная ставка в 50%, не говоря уже о 75%, по сути является запретительной и действительно может стоить Индии сокращения экспорта на десятки миллиардов долларов.

Точно оценить выгоды экономики Индии от закупок российской нефти сложно. В любом случае, речь идет о миллиардах долларов в год, но вряд ли более чем о 10 млрд. Независимо от методики расчета выгод индийской экономики от торговли с Россией они в любом случае существенно меньше, чем потенциальные потери от американских санкций. Однако выгоды от покупок российской нефти есть уже сегодня, и они высоко концентрированы в группе индийских чиновников и нефтяников, в то время как реальные потери от американских санкций скорее всего окажутся значительно меньше потенциальных и будут размазаны по широкому кругу экономических субъектов. Поэтому не очевидно, какое из возможных решений пользуется большей лоббистской поддержкой в стране.

Может ли Индия остановить импорт российской нефти?

Теперь логично обсудить три вопроса. Первый звучит так: способно ли индийское правительство при всем своем желании остановить импорт российской нефти, а американское — взимать с импорта из Индии 75% пошлины?

Сегодня мы можем воочию наблюдать немало результатов санкционной и тарифной политики. Несмотря на все санкции, из ЕС в Россию массово импортируют что угодно, включая товары двойного назначения. Российская нефть переливается в море и ввозится в ЕС под видом нефти из персидского залива. Часть китайского экспорта в США пошла путем белорусских кальмаров и массово ввозится под видом товаров из Вьетнама или Индонезии. И это примеры богатых стран, с низкой коррупцией, развитыми институтами, искренним желанием правительства обеспечить выполнение санкций и поддержкой проводимой политики большинством населения.

С учетом всего изложенного сомнительно, что индийское правительство способно легко прекратить импорт российской нефти, приносящий его бенефициарам несколько миллиардов долларов в год, даже если очень этого захочет. Но ни правительство, ни общество не желают данного решения, и саботаж на всех уровнях неизбежен. Чтобы запретить импорт нефти из конкретной страны, недостаточно просто подписать соответствующее распоряжение. Нужно создать аппарат, способный контролировать происхождение груза, отслеживать цепочки посредников, идентифицировать флаги судов, страхование, транзитные маршруты и финансовые схемы.

Фактически это российская нефть, но юридически — нет. Для того чтобы отследить такие поставки, нужно иметь развитую и мотивированную бюрократию, прозрачные процедуры, жесткий контроль.

В индийских условиях гораздо легче представить, что прошедшая через цепочку посредников российская нефть продолжит ввозиться, например, под видом нефти из Ирака, обладающей сходным химическим составом. Бумаги будут в порядке, а чиновнику, который ведет проверку, не хватит компетенций и мотивации. Этому чиновнику противостоят высокопрофессиональные кадры, стремящиеся заработать свои личные миллионы. В итоге даже если Индия формально заявит о запрете закупок российской нефти и подпишет соответствующие регуляции, это вряд ли прекратит реальные поставки.

Можно возразить, что в свое время Индия смогла отказаться от импорта нефти из Ирана, что аргументируется цифрами о падении добычи нефти в Иране в соответствующий период. Однако есть и другая точка зрения, согласно которой импорт из Ирана снизился, но не прекратился. Ее сторонники считают, что нефтедобыча в Иране не могла в реальности упасть столь существенно, как это принято считать. Не берусь судить, кто прав, однако сам факт расхождения оценок на сотни тысяч баррелей в день иллюстрирует, что даже специалистам сложно разобраться в масштабах и направлении реальных товарных потоков.

Заметим, что до введения Трампом рассматриваемого тарифа казалось весьма вероятным, что Индия позволит Трампу сохранить лицо и заявит о прекращении закупок российской нефти, после чего начнется бесконечная игра в «вы продолжаете закупать» — «нет, это не мы, вот бумаги». Однако события пошли по другому сценарию.

Не проще ситуация и с взиманием тарифа с индийского экспорта в США. До трети этого экспорта приходится на различные услуги от IT до колл-центров. Услуги под введенные Трампом тарифы пока не подпадают, но если подпадут, то нет ничего проще, чем сменить страну происхождения услуг через фирму-прокладку в третьей стране. Следующая по значимости статья экспорта — ювелирные изделия. В сравнении с большинством других товарных групп в отношении ювелирных изделий заметно проще реализовать любые серые решения от контрабанды до формальной смены страны производителя. Серые схемы и так по факту используются в этой отрасли Индии чаще, чем в других. Помимо этого Индия экспортирует в США различные товары, которые, де-факто, находятся на глобальном рынке сообщающихся сосудов и при минимальных дисконтах могут быть перенаправлены в другие страны, в тот момент как другие экспортеры подобных продуктов займут индийское место на американском рынке.

Но они по совокупности составляют менее 20% индийского экспорта в США, и даже в этих отраслях некоторая часть товаров все равно сможет пойти путем белорусских кальмаров.

Таким образом, если посмотреть на ситуацию в деталях, то Трамп требует от правительства Индии того, чего оно, возможно, в принципе не способно сделать, угрожая значительно меньшим объемом потерь, нежели кажется на первый взгляд.

Конец нейтралитета глобального юга

Второй вопрос, который стоит обсудить, — это возможные политические последствия действий Трампа

Трамп поставил Нью-Дели перед выбором, от которого индийское правительство сознательно уходило на протяжении последних трех лет, в течение которых оно не соблюдало антироссийские санкции, однако и не высказывалось в поддержку позиции Россию в украинском кризисе.

Если бы удалось кулуарно добиться от индийского правительства какого-то решения или просто декларативного заявления в отношении российской нефти, то Трамп мог бы выставить это своей дипломатической победой, а премьер-министр Моди сохранить лицо, ведь он никогда не обещал вести себя другим образом и не поддерживал агрессию. Совершенно иначе ситуация будет выглядеть, если Моди сделает те же действия под прямым публичным давлением США в стилистике мифа о колониальном диктате. И это на фоне националистического имиджа Моди и внутриполитической дискуссии о роли Индии в мире и ее стратегической самостоятельности.

Сам факт введения тарифов в подобной стилистике радикально снизил вероятность даже символических уступок со стороны Индии. И хотя первые лица индийского правительства пока не высказывались об отказе подчиниться требованиям Трампа в столь радикальной и однозначной манере, как это сделало руководство Китая, публичные заявления индийских политиков и чиновников второго эшелона носили вполне ястребиный характер. А телефонный разговор с Путиным о стратегическом партнерстве, проведенный Моди на следующий день после ввода тарифа, был очевидной политической демонстрацией.

Во-первых, индийские НПЗ формально и так не закупали российскую нефть. Она поставлялась туда через посредников преимущественно под видом нефти из третьих стран. Во-вторых, мне сложно себе представить, как США способны проконтролировать, какую нефть в реальности покупает конкретный индийский НПЗ. На уровне оперативной информации ЦРУ — может быть. На уровне доказательств, признаваемых судами и дипломатами, — вряд ли. Поэтому завод может заявить что угодно и даже продемонстрировать соответствующие бумаги. А скажется ли подобное заявление на реальных процессах — большой вопрос.

Я прихожу к выводу, что Индия уже отказалась от выполнения американских требований, хоть и нельзя исключать того, что в будущем возможны какие-то компромиссы и смягчение позиций сторон. Подобная ситуация в теории может даже улучшить условия продажи российской нефти в Индию. Раньше индийские покупатели российской нефти рассматривали свои риски исходя из неопределенности позиции собственного правительства. Теперь правительство Индии обозначило свою позицию в отношении соблюдения санкций. Значит, риски взаимодействия с российскими контрагентами для индийских бизнесменов снизились, а с ними со временем должны снизится и дисконты. Впрочем, мы можем не знать о других составляющих ситуации и договоренностях между российскими и индийскими нефтяниками.

Более важным последствием действий Трампа стал переход вопроса о санкциях в отношении России из ситуации, в которой санкции — дело Запада, а развивающиеся страны сохраняют нейтральность, в ситуацию, когда санкционная политика запада становятся предметом противостояния между Западом и группой крупных развивающихся стран. Трамп вынудил Китай и в Индию высказать свою позицию по этому вопросу, и эту позицию не так просто отозвать. Это будет иметь долгоиграющие последствия для других схожих ситуаций и стран вроде Бразилии. Одновременно Трамп способствует большей консолидации позиции Индии с позицией Китая и России.

Стоит ли игра свеч?

Последний вопрос, который стоит обсудить в этой связи: ради чего Трамп вообще пытается оказать давление на Индию?

Предположим, я не прав, и индийское правительство не только согласится остановить импорт российской нефти, но и окажется способным это сделать. Каковы возможные последствия такого решения? С максимальной вероятностью единственным подобным последствием станет переориентация индийской части российского экспорта нефти на Китай.

Россия экспортирует 7 млн баррелей в день, Китай импортирует 12,5 млн баррелей. Таким образом, он способен купить российскую нефть практически дважды. Китай уже покупает 50% российского экспорта, и не так сложно перейти к покупкам 80% российской нефти. Какая-то часть российских поставок в Индию может быть переориентирована на страны Африки и Южной Азии. Но это не обязательно, достаточно одного Китая.

Это будет стоить российским нефтяникам дополнительных потерь на логистике, измеряющихся 2–3 долларами с барреля, и каких-то одномоментных потерь, связанных с перестройкой логистики. По самым максимальным оценкам, дополнительные потери российской нефтянки достигнут 1,5–2 млрд долларов в год. Не выглядит серьезным ударом по Путину и уж точно не стоит разрушения отношений с таким гигантом, как Индия.